БДСМ - многогранно и потому прекрасно, нет, ничего более восхитительного, чем боль поданная вместе с гарниром из унижения и странной, фетишистской любви

***
Шелковые покрывала, ласкают тело, любя.
Туго завязаны руки, но это всего лишь игра.
В волосы пальцы запустит и на затылке сожмет,
Ехидно мне усмехнется, дурманящей болью войдет.
Насиловать будет долго, пока могу я кричать,
Затем мне кинет десятку и бросит: «не провожать».
Следом войдет старик – старый бес с бородою,
Он будет лизать мое тело, сосок кусаю порою.
Он сухо и вяло целует, пальцы к простате теня,
Пока еще это возможно, он тоже трахнет меня.
Денег оставит много, что б смог я неделю прожить,
Но если добавить десятку, то дозу можно купить.
Дверь откроется тихо, и в комнату парень войдет –
Он старше меня на немного, наверно, разница в год.
Робко и неумело, мальчишка будет любить,
Красивой рукой, дрожащей, по плоти нежно водить.
Он будет шептать, что я лучший, крепко к груди прижав,
И целовать неустанно, с собою наивно позвав.
Я улыбнусь ему слабо, шепнув: «мой дорогой,
Как эти ласки закончишь, дверь за собою закрой».
Уйдет он, крича и ругаясь, весь белый свет проклиня,
Но мне все равно… мне пофиг, обида его не важна.
Тонкой серебряной нитью любовь обвивает мой стан,
Но только никто не дернет, не крикнет: «тебя не отдам!»

***
Обними, как можно сильнее,
Поцелуй, что бы я задохнулся.
И ворвись, как можно больнее –
От любви, наконец, что б очнулся.
Ты не слушай, что я кричу,
Не смотри на слезы мои,
Я ведь, правда, очень хочу,
Убежать от боли внутри.
По лицу наотмашь ударь
И, поддавшись ревности-зверю,
Закричи, что я мерзкая тварь
Я тебе моментально поверю,
Ведь на мне отпечатки рук
И чужих поцелуев десятки.
Я устал от любовных мук –
Положения бабочки шатки.
Вот сегодня я нужен тебе,
От обиды и боли укроешь,
Но когда будешь нужен ты мне –
Прикоснуться к себе не позволишь.
Так останься, прощу для меня
Безыменням членом и страстью.
Будем трахаться мы, не любя,
Поддаваясь минутному счастью.

***
Покусаны губы, и глаз мой подбит.
Одежда в клочья, все тело болит.
Я снова прижат к этой чертовой стенке,
Твоя же рука на моей коленке.
Сердце, как камень, давит на грудь,
Словно качает черную ртуть.
Глаза чуть прикрыты, в них снова тоска:
«Прощу, умоляю, трахни меня» -
Бережно руки ноги разводят,
Поцелуи-укусы с ума меня сводят.
Медленно входишь – я замираю,
Ты хочешь нежно – я это знаю,
Но мне же привычно, что бы вбивали,
Что бы меня на куски разрывали.
«Умоляю, сильней, порви меня, милый!
Я ведь в крови до безумья красивый» -
Сжимая губы, ты темп набираешь,
Со крипом сердца, каприз исполняешь.
Я знаю, ты хочешь, что бы я улыбался,
Я знаю, ты хочешь, что бы я наслаждался,
А я же хочу умереть от любви –
Умоляю, любимый, меня разорви!

- Хочешь волшебной любви?
- Да, а это как?
- А мы по трахаемся и я исчезну (с)

"О том, как я умер" или "Как умирают влюбленные шлюхи"

Валевида спал, свернувшись клубком на небольшом и ужасно твердом диване в гостиной - это было его место... его место, которое ему позволили занять в этом доме и на котором разрешили спать, все остальное было под запретом. Когда он проснется, будет ужасно болеть голова и шея, все тело будет ныть от боли, словно его ежесекундно тыкают иголками, но сейчас, когда его глаза были плотно закрыты, рот слегка приоткрыт, а грудь поднималась и опускалась медленно и ритмично - это было не важно. Сейчас Вале был счастлив, возможно, самый последний раз в своей непутевой жизни.
Ему снился один из тех далеких вечеров, когда он еще обучался в интернате. Была весна, и все начинало потихоньку просыпаться ото сна, постепенно явя свою красоту. Он притаился за одним из учебных секторов, натянув кепку на самые глаза, и спрятав в карман штаны почти пустую пачку из-под сигарет, которую ему чудом удалось выменять у кого-то из старшеклассников - уже совсем скоро будет пять часов, и на этой алле покажется молодой мужчина с короткими волосами и всегда идеально чистыми очками на переносице, он будет что-то рассказывать белобрысому мальчику, вечно снующему у него под ногами, изредка задавая вопросы, а после кивая в знак одобрения или недовольно поправляя очки, тем самым давая понять, что ответ неверен. Они будут идти не быстро, и не медленно, иногда останавливаясь на пару минут, но не более того, а потом они завернут за угол, вновь исчезнув из поля зрения Вале. Его часы давно уже показали пять часов, но ни мальчишки, который ему был абсолютно безразличен, ни мужчины до сих пор видно не было - Скай начал заметно нервничать, не сильно покусывая губы и сжимая и разжимая кулаки.  Уже пять минут, но на аллее до сих пор никого нет... В голове проносится глупая мысль, что сегодня они могли бы пойти по другой дороге, но Валевида отгоняет ее от себя, как надоедливую муху, ведь они всегда ходят только по этой дороге, а значит надо продолжать ждать... Десять минут... двадцать... тридцать... сорок... наверно, ждать уже бессмысленно, но он продолжает бегать взглядом по аллее вперед-назад, тщетно лелея мечту, что он просто их проглядел, но увы... на улице не было никого... Пятьдесят пять минут... пора уходить, ведь у него еще гора не выученных уроков, но тут неожиданно раздаются шаги... мужские... только мужские - глаза Вале радостно блестят, ведь сегодня рядом с его Ритсу нет никого, а это значит, он может подойти к нему, возможно даже не только поздороваться, но и заговорить. Вот сейчас самое время, он как раз остановился, что бы завязать себе шнурки, как же трудно дается каждый шаг, колени дрожат, а руки и вовсе вспотели. Он поднимает голову, и их глаза встречаются - давай скажи же ему хоть что-нибудь, но вместо этого мальчишка разворачивается и убегает, прижимая кепку к груди - он боится... он ужасно боится заговорить с тем, кого любит всей своей душой и ради которого, готов отдать свою жизнь и даже чуточку больше...
-Черт! - Вале резко сел, мотнув головой и посмотрев по сторонам. Свет в квартире был выключен, и все буквально утопало в тишине. Биение собственного сердца казалась юноше неимоверно громким, просто разбивающим барабанные перепонки грохотом. - Ритсу? - позвал, вставая и потягиваясь, а после наклоняя голову, то в одну, то в другую сторону. Острые шипы на ошейнике привычно оцарапали плечи, вызывая легкую улыбку на бледном лице. - Ритсу, ты где? - так и не получив ответа, снова крикнул молодой человек, покидая гостиную и начиная поиски. Однако мужчины не было ни на кухне, ни в ванной, ни на балконе, хотя валяющиеся на нем окурки явно свидетельствовали о том, что Ритсу там был и совсем недавно. - Ты здесь? - вбегая в спальню с веселой улыбкой, но получая в ответ тишину. - И здесь нет. - Вале шумно выдохнул, запуская пальцы в спутанные волосы. Он уже собирался покинуть комнату и вернуться на свой диван, как его взгляд неожиданно наткнулся на белый конверт, лежащий на идеально заправлено постели. - Валевида. - прочитал вслух, с нескрываемой нежностью проводя подушечкой пальца по собственному имени. С замиранием сердца, открыв конверт, мальчишка достал письмо, начав читать вслух. - Валевида, мне надо сказать тебе что-то очень важное. - усмехнулся, закатив глаза, тут же возвращаясь к чтению. - Я знаю, что ты любишь меня, - улыбнулся и согласно кивнул головой, - и мне очень приятно и тепло от этого внутри. Но... - "но?" - но я не могу ответить тебе взаимностью... я люблю другого человека, и мы с ним идеально подходим друг другу. - как больно... разве бывает так дьявольски больно, что ты даже забываешь, как нужно дышать? Пожалуйста, кто-нибудь разбудите... - Я отдаю тебе ключ от ошейника. Прости и спасибо тебе за все. - на обороте листа было пусто. Стараясь не обращать внимания на нарастающую боль в груди, Вале вытряхнул из конверта небольшой серебряный ключик. Прикрыв глаза, он завел руку назад и быстрым движением вставил ключ в замок... щелк... ошейник без единого звука упал на ковер. - Больно... - слетело с губ, когда юноша, сжав ключ в кулаке, прижал его к груди, судорожно сглатывая слезы. - Мне больно, Ритсу. - слезы бегут по щекам, предательски не хватает воздуха, а сердце разрывается на куски от невыносимой обиды и чувства безысходности. Хочется метаться по комнате, биться головой о стены, резать себе вены и бить ножом в живот. До безумия, до дрожи в коленях и пальцах хочется сделать себе больно, но тело не слушается, и он продолжает стоять, задрав голову и облизывая соленые от слез губы. - Нет... его у меня больше нет. - пожалуйста, кто-нибудь вызовите скорую. - Нет! - падая на пол и начиная кататься по нему, схватившись за голову и повторяя одно и тоже слово, - нет-нет-нет. - остановившись на миг, он принялся биться головой о пол, не в силах по-другому справиться с захлестнувшим его горем - Нет! этого не может быть! - снова катаясь по полу и воя - Господи, почему именно я? почему?! - дергая себя за волосы. - Это не честно! Не честно! - слезы душат и не дают говорить, а потому он просто рыдает в голос, обхватив себя руками за плечи. - Нет. - прошептал дрожащими губами, когда истерика наконец-то прошла, и на место нестерпимой боли пришла пустота. - Надо уходить. - подойдя к столу Ритсу, твердо произнес Валевида, беря в руки карандаш и листок бумаги. - Я даже не знаю, что ему написать, да и нужно ли это вообще делать. - не придумав ничего лучше, юноша поставил на листок три жирные точки и вернул все на стол - Надеюсь, он будет счастлив. - любовь странная штука, из-за нее мы готовы простить самое страшное предательство и пожелать своему палачу счастья.  Скай вышел из квартиры, громко захлопнув за собой дверь. Юноша быстро слетел по ступеням вниз, не оборачиваясь, иначе он бы просто не смог уйти, а ведь ему было надо... - Прощай, Ритсу. - выйдя из дома. прошептал одними губами. Спустя пару минут, Вале сел на знакомый автобус и, прижавшись щекой к стеклу, в очередной раз убежал.
Валевида шел по улице, засунув руки в рукава тонкой рубашки и скрестив их на груди. Холодный пронизывающий ветер, обвивая его ноги, после легко проскальзывал под подол, вынуждая юношу неприятно морщиться и идти вперед, а это было не так уж просто, все же туфли с оторванными каблуками не самая удобная обувь в мире. Но ему было все равно… ему теперь было плевать на все: начиная с удивленных и неободрительных взглядов прохожих и кончая этот странной и ноющей болей в груди. Единственное, что сейчас хотел Вале, так это отдаться первому встречному, и что бы он трахнул его до потери сознания, до полного изнеможения, что бы даже рукой и ногой было невозможно пошевелить, быть может, тогда он забудет о нем, перестанет постоянно повторять его имя, едва шевеля бледными и искусанными губами? Быть может, тогда ему станет легче, и все вернется на свои места? Валевида не знал, он вообще никогда и ничего не знал, и теперь впервые в жизни сожалел о своей глупости, которая возможно и была одной из причин случившегося, хотя к чему теперь разбираться, кто виноват и почему – ничего нельзя исправить и вернуть, и именно по этому он идет по улице, засунув руки в рукава тонкой рубашки и скрестив их на груди. И все же почему так происходит? Почему самый дорогой для него человек бросил его? Вот так вот просто, неожиданно и быстро, так резко, что все это и вовсе может показаться сном, бредом, очередной галлюцинацией при приеме наркотика? – "он просто был не для меня, - останавливаясь у дома и вытаскивая руку из рукава, – он просто был не для меня, - глядя на тонкие и худые пальцы, – не для меня. – снова и снова повторял Валевида, словно решив впечатать себе эту мысль в голову да так, что бы она там осталась навсегда. – Не стоило к нему возвращаться" - вздохнув, снова спрятал руку от ветра и двинулся в сторону переулка, в котором он уже не раз торговал собственным телом, в котором ему было самое место.
А здесь совсем ничего не изменилось: те же груды мусора, обшарпанные стены и удушающий запах спермы, человеческого пота и мочи – Вале улыбнулся уголками губ, подходя к стене, сгибая одну из ног в колене и прижимаясь к этой обшарпанной части своего жилья. Рубашка задралась, оголяя бедро, на котором слабо виднелись старые гематомы и засосы. Короткие волосы неприятно щекотали лицо, давая понять, что произошедшее не было сном и вот оно прямое этому доказательство. Сердце билось неуверенно и робко, то останавливаясь, то нагоняя упущенное, будто бы оно и само не было уверенно в том, что ему следует работать. Глаза были чуть прикрыты, и на ресницах блестела одинокая слеза… нет, она вовсе не от отчаянья, а от этого чертового ветра, что по-прежнему бьет в лицо. А в голове не единой мысли, даже самой маленькой и жалкой, ведь он как-то сказал, что будет думать за него.
Совсем близко раздаются голоса, и уже совсем скоро кто-то заглянет в переулок, возможно для того, что бы выкинуть мусор, а может и для того, что бы снять "ночную бабочку", которой сейчас так не хватает чужого тепла и грубых рук. Голоса усиливаются, и Вале принимает непринужденную позу, сожалея лишь о том, что сейчас у него нет сигареты.
-Малыш. – и толстые пальцы сжимают его волосы на затылке, заставляя запрокинуть голову назад, сжав губы в тонкую полоску. – Да это же, Опиумная принцесса, - мужчина не хорошо улыбнулся, а Валевида чуть приоткрыл рот, изображая фарфоровую куклу с маленькими и белыми зубами. – Думал, что обкорнаешь себе волосы, и мы тебя не узнаем? – пальцы сильнее сжали волосы, а в лицо пахнуло запахом пива и дешевых безвкусных сигарет. – А вот узнали. - сзади раздалось неприятное гоготание вперемешку с пьяной икотой. – Ты хоть понимаешь, что ты нам деньги торчишь, крошка? – Вале это прекрасно знал, однако по-прежнему ни как не реагировал на слова громилы, в таких ситуациях лучше молчать, и тогда. возможно, они лишь изобьют его. – Наркота так-то не на деревьях растет и что бы достать ее необходимо попотеть, - его резко прижали к стене с силой ударив головой, – и вот такие вот прекрасные ночные бабочки, так же должны потеть, если хотят получать ее. – вторая рука легка ему на бедро, начав ненавязчиво поглаживать его. – Но раз наша принцесса такая забывчивая и рассеянная, что почему-то до сих пор не принесла денег, то ей придется отработать их сейчас. – резко завел руку ему под рубашку и сжал ягодицы, отчего по всему телу Вале прошлась мелкая дрожь и неприятно засосало под ложечкой. – Ты ведь будешь послушной, девочкой, правда? – разворачивая его и буквально впечатывая лицом в стену. – Не слышу ответа. – прохрипел ему на ухо, попутно обслюнявливая ушную раковину юноши своими сальными губами. Скай коротко кивнул, так как большего ему не позволила одна из рук мужчины, по-прежнему сжимающая волосы на его затылке. – Вот и умница. – раздался смачный шлепок, и в следующую секунду Валевида почувствовал, как его ноги довольно грубо и жестоко разводят в разные стороны, крепко сжимая за лодыжки. – Люблю, когда ты так послушен. – улыбнулся, ударяя бабочку по спине и заставляя прогнутся в пояснице – "скотина" - на глазах от боли навернулись слезы, а губы задрожали, выдавая его слабость. Он что-то говорил Вале, но юноша его не слушал, плотно закрыв глаза, он представлял себе идеально чистую комнату, на одной из стен которой теперь красуется уродливый кровавый развод, оставленный небрежно отброшенным шприцом, он представлял себе, как тихо откроется дверь, и хозяин квартиры войдет внутрь, как идеальные брови взметнутся вверх, очки скатятся на кончик носа – "какое безобразие" - Валевида слышал голос Ритсу у себя в голове так четко, словно агнец стоял позади него, твердо и уверенно отчеканивая каждое слово. Он представляет себе, как его бывший любовник зовет, как быстрым шагом обходит комнату и находит ошейник, и понимает... понимает, что совершил самую большую ошибку в своей жизни, бросив его, – "а потом он возьмет телефон и начнет звонить мне, но не услышит ничего, кроме: "абонент временно не доступен", да" - и пускай такого на самого деле не будет, пускай Ритсу даже не заметит его отсутствия, но сейчас ему так хочется надеяться на то, что его все же будут искать, хотя бы немного. – Расслабься, – недовольный голос и удар по заднице, возвращают в реальность ,– так то лучше. – тихий вскрик сорвался с губ, а сам бабочка инстинктивно дернулся в сторону, когда мужчина начал входить в него. – Держите его крепче! – раздался приказ, и пальцы на ногах Вале сомкнулись железными кандалами. – А ты не рыпайся, хуже будет, - шершавый язык прошелся по его щеке, оставляя после себя мокрый и неприятный след, – сам знаешь. – прошептав "«хорошо", Валевида получил в награду резкий толчок, от которого все поплыло перед глазами.
Толчок, еще один и еще, полу-крик, полу-стон застревает где-то в горле на полпути, и он хрипит, беспомощно открывая рот и не издавая больше ни звука. Рука на голове дергает за волосы, с каждым толчком выдирая по паре волосков, рука на груди щедро раздает соскам щипки, изредка выкручивая их до жгучей боли и дрожания колен. Чьи-то пальцы гладят его по ногам, поднимаясь к коленям и игриво щекоча под ними – хочется хорошенько лягнуть этого некто, но он слишком сильно держит, не даваясь вырваться. Хриплый голос у самого уха, приказывает работать задницей и стонать… Быстрее-быстрее, запрокинув голову назад и спрятав слезы. Быстрее-быстрее, отчаянно сжимая пальцы в кулаки и стирая костяшки в кровь. Быстрее-быстрее, взлетая и падая. Быстрее-быстрее, мечтая об его объятьях и поцелуях. Быстрее-быстрее, одними губами шепча его имя. Быстрее-быстрее... быстрее-быстрее... быстрее-быстрее... Быстрее! что-то горячее течет изнутри, окрашивая его бедра в прекрасный алый цвет... это все нормально… это привычно… это и есть его жизнь, в которой нет места его идеальному Ритсу.
-Ааах. – тяжело выдохнув, Валевида упал на землю, начав жадно заглатывать воздух, попутно расстегивая верхние пуговицы на рубашке. Все тело болело, начиная от затылка, который лишился нескольких белоснежных волос, и кончая лодыжками, что теперь были украшены темно-синими гематомами – следами от пальцев.
-Чего разлегся? – ударив носком ботинка в живот. – Ты не отработал даже четверти наркоты, что вогнал в себя, - снова удар, но теперь по лицу, – давай поднимайся. – Вале попробовал подняться, но тут же опять упал. – Принцесса. – грубо схватив его за плечи и поставив на колени. – Теперь настала пора поработать своим милым ротиком. – вжик… вжик… вжик… вжик… расстегиваются ширинки, и мужчины встают вокруг него. – Советую спрятать зубки. – чья-то рука ложится ему на затылок и прижимает к себе. – Давай детка, доставь нам удовольствие. – обхватив чужую плоть губами, он начал двигать головой вперед-назад, заглатывая орган по самое горло, что бы затем почти полностью выпустить его и снова вобрать себя, чудом избегая рвотного позыва. Вперед-назад, по кругу, от первого до последнего, вперед-назад… опять по кругу… чувствуя как сменяются руки на затылке и чуть улыбаясь самыми уголками губ, когда кто-нибудь ласково гладит, запутывая пальцы в его волосах. А с каждым кругом темп нарастает, но и нетерпение мужчин растет – и вот уже не один, а два члена разрывают ему рот, отчего губы трещат, и из их уголков течет кровь, которая смешиваясь со спермой, украшает его грудь причудливым узором. – Быстрее! Быстрее! – множество голосов сливаются в один, а он послушно начинает двигать головой с усиленной скоростью, стараясь не обращать внимания на дикую боль, разрывающую лицо, ведь это кончится… когда-нибудь обязательно кончится… надо лишь еще немного потерпеть, да и к тому же эта боль куда приятнее той, что ржавым гвоздем застряла у него в груди, все сильнее и сильнее вкручиваясь в сердце. – Хватит. – резкий толчок в грудь, и он отлетает в кучу мусора. Неудачно приземляясь на осколки битого стекла. – Думаю, половину ты уже отработал, так, что осталось совсем немного. – можно переесть шоколада, мороженного, мяса и овощей, но вот интересно, можно ли переесть секса?
"Ритсу. – один толкает ему свой орган в рот, второй в анус, еще парочка целятся ему в уши, а остальные наблюдают, что бы затем со свежими силами сменить своих уставших "коллег". - Ритсу. – кто бы мог подумать, что бывает так больно во время траха. – Ритсу. – кто бы мог подумать, что люди столь извращенные создания, способные отыметь в любую дырку человеческого тела. – Ритсу. – кто бы мог подумать, что крик способен резать горло не хуже самого острого в мире ножа. – Ритсу. – кто бы мог подумать, что так сложно сказать это чертово "я тебя люблю". - Ритсу. – кто бы мог подумать, что есть те, кто желает убежать от самого дорого и обожаемого человека, даже не попробовав за него бороться. – Ритсу. – толчки становятся сильнее, и крики-стоны льются из него не останавливающейся дикой песней боли и страсти. – Ритсу. – он лежит на груде мусора, а его тело разрисовано спермой. Одна четверка сменяет другую, и все начинается заново. – Ритсу. – они вошли все вместе, в очередной раз разорвав его мозг болью. – Ритсу. – больше нет сил стонать и извиваться. – Ритсу. – он просто лежит и смотрит в небо, хрипя, как сломанная кукла. – Ритсу. – он столько всего ему не сказал. – Ритсу. – и почему-то ему кажется, что он снова виноват перед своей жестокой любовью. – Ритсу. – на пару мгновений мир теряет свои краски, и Валевида просто вываливается из реальности, что бы затем вернутся в нее от сильной пощечины – Ритсу! Ритсу! Ритсу!» - он зовет мужчину изо всех сил, но тот его не услышит, не придет... не поможет...
-Извини, малыш, но тебе лучше уснуть. – раздался щелчок, – "я люблю тебя, Ритсу" - оказывается его будущие похоже на черную дыру, – "может, мы встретимся в следующей жизни…" - громкий выстрел вспугнул ворон, примостившихся на мусорном баке
Он лежал на груде мусора старой, изорванной куклой с огромными серыми глазами, что смотрели на небо пустым и туманным взглядом, и ровной дырой в том самом месте, где у людей находится сердце. А завтра в газете, в отделе некрологов, появится короткая статья о шлюхе, которую зверски изнасиловали, а после убили.

Nathan Ren'o
Благодарю *слегка кивнул головой* очень рад, что Вам понравился этот выброс эмоций

Adrian Letterman
знаю )) ритм - маленькая проблема, но я теперь оправдываю это своим собственным стилем )

Просто так для тебя...

Давай не будем шептать слов любви,
Ведь мы с тобой, мой милый, враги.
И нас связал не яркий огонь,
Не аромат, а насмешка и вонь.
Я пахну свежей, но мертвой травой,
Ты пахнешь смертью пришедшей домой.
Я словно камнем забитый птенец.
Ты - на плите похоронный венец.
Я соткан из боли и страхов невест,
Ты скован из крови в ангельский крест.
По венам моим бегут грусть и тоска,
И пуля застыла навек у виска.
А ты заключил в себе солнечный свет,
Упрямо отчаянью шепчешь ты «нет».
Я грудь разрываю себе на куски,
Тебе же тихо шепчу «не смотри».
«Дурак» - я слышу вечно в ответ,
А сам улыбаюсь, ты – мой рассвет.
Давай не будем шептать слов любви,
Ведь мы с тобой, мой милый, враги.
Давай я буду безумною тьмой,
Ты - ярким светом в погоне за мной.

Мой мир плачет вишневым сиропом.

Звонко хохоча, я вбегаю в квартиру, широко распахивая дверь и наполняя пространство вокруг себя свежестью, морозом и холодными каплями умирающих снежинок, что застряли у меня в волосах. Счастливые, они рождаются и умирают, только почувствовав чье-то тепло. Кто-то скажет печально, а, я, молча, покачаю головой и усмехнусь, ведь мне-то известно, что снежинки улыбаются, а многие из них даже смеются в тот миг, когда непривычный жар сминает их чудные узорчатые платья, одевая в одинаковые голубые туники. Но я не могу никому рассказать об этом, поделиться своей маленькой тайной, ведь я обещал тебе, никому и никогда не рассказывать о тех мыслях, что жужжат в моей голове. Белые вороны только и ждут того часа, что бы услышать мой голос, схватить и унести к себе в гнездо, где они будут тыкать меня своими клювами, вкачивая внутрь  кленовый сироп, на который слетятся бабочки и пчелы из моей головы. Глупые, они не знают, что это ловушка и что вороны, только и ждут, когда они покажутся снаружи, что бы схватить, переломать крылья, превратив в противных и скользких червей, которым нет ни какого дела ни до кленового сиропа, ни до моих мыслей. Мне, конечно, жалко бабочек и пчел, да, и червей я не очень-то люблю, но если мешать воронам, то они могут наслать на тебя молнию, и тогда уже тебе не будет ни кого дела ни до кленового сиропа, ни до бабочек с пчелами, ни до собственных мыслей. Я уже плохо помню свою жизнь в гнезде у воронов, только следы от их клювов на моих руках напоминают мне о том, что может случиться, если я вновь начну слушать бабочек.
Стягивая с себя плащ и сапоги, кидаю их на пол. Мокрые носки отправляю в сторону батареи. Я не очень люблю зиму, но иногда мне нравится играть в снегу и с опаской шептать снежинкам свои мысли. Проходя мимо зеркала, замираю на несколько минут, внимательно вглядываясь в свое отражение: волосы до сих пор не отрасли и сейчас смешно топорщатся в разные стороны, нос и щеки красные из-за мороза, а вот пальцы наоборот белые-белые, и такие холодные. Ты говоришь, что надо надевать перчатки или варежки, но ведь моим пальцам там темно и страшно, а еще дышать не чем. Так, что лучше я померзну немного, чем позволю им задохнуться. На какую-то долю секунды, мне кажется, что это я застрял в зеркале, а там по квартире разгуливает мое отражение. Испуганно вскрикнув, отскакиваю в сторону и делаю глубокий вдох. Нет... все хорошо... все правильно и на своих местах... уфф. С облегчением смотрю на свое обнаженное отражение и улыбаюсь ему - он, как и я снова забыл одеться, когда ходил гулять. Надо бы поторопиться и надеть на себя что-нибудь, разгуливать по квартире голышом не дело. Обои начинаются смущаться, да, и комоду в спальне это не очень нравиться, а он ведь такой большой, того и гляди проглотит. Бррр.
"Мой светлый мир из сдобы и грез, Там много света из смеха без слез, - прыгая на одной ноге, направляюсь в сторону спальни. - Там всеми навеки забыта вражда, и солнце танцует с луною всегда. - вороны далеко, они не могут проникнуть в мои мысли, а потому в них я могу делать все, что угодно. - И мой мир всегда улыбается мне, - открывая створки шкафа и залезая внутрь, - он так же будет счастлив тебе". - закрывая за собой дверцы и крепко зажмуриваясь, что бы перед глазами поплыли разноцветные круги, прыгая по которым, я могу добраться до своего мира.
-Ты снова уснул в шкафу. - голос... мужской... это не карканье воронов и не тиканье дядьки с часами, это твой голос, он зовет меня к тебе, напоминая о том, что пора покинуть мою страну чудес, и мне впервые хочется сделать это. - И опять раздетый. - я испуганно распахиваю глаза и крепко сжимаю пальцами твою рубашку на груди.
-Помоги! Помоги, мой мир плачет вишневым сиропом!  - сегодня все была не так, как всегда... в моей мире было темно и страшно, а с неба мне на голову падали огромные и липкие капли сиропа из вишни. Они обволакивали меня с ног до головы, залезали в уши, нос, глаза и рот, мешали дышать, говорить и звать на помощь. И только в твоем мире, я могу кричать. Пожалуйста, поверь мне... помоги... - Он плачет! Плачет! - выкрикиваю я так громко, что собственный голос звоном звучит у меня в голове, пугая бабочек и пчел. - Спаси его! Он умирает! Мой мир умирает и плачет вишневым сиропом! - ты как-то странно смотришь на меня. Не веришь? Почему ты никогда мне не веришь, когда речь заходит о моем мире?! Это ведь правда! Он существует и плачет... плачет вишневыми слезами, моля о помощи. - Помоги! - я начинаю вырываться и царапать твою грудь, если ты не хочешь, то я сам спасу свою страну чудес! Но ты прижимаешь меня к кровати и, тихо шипя, начинаешь быстро привязывать меня простыней. - Пусти! Пусти! Я должен принести кувшин и собрать вишневые слезы! Пусти меня! - я пытаюсь вырваться, но сил не хватает, а простыни лишь сильнее сжимаю свои челюсти на моих запястья и щиколотках. - Пусти!!! - выгибаясь в спине и рыча. - Ты не ворон... не ворон... - отчаянно шепчу я, наблюдая за тем, как ты берешь со стола телефон и начинаешь кому-то звонить. - Не зови птиц. Не зови!
Вороны прилетели через несколько минут, пронзили меня своими холодными взглядами, словно желая пригвоздить к кровати. Но сегодня мне не страшно, совсем не страшно, ведь мой мир плачет, и ни их клювы, ни даже молния, не могут меня напугать. Мне бы только сбежать от простыней, схватить кувшин и убежать... я бы вернулся потом к тебе с целым кувшином сиропа из вишни... Ну, зачем ты позвал воронов? Зачем?! Теперь они кружат вокруг меня, прищуриваются, прицеливаются, куда бы лучше воткнуть свой запасной клюв и как бы побыстрее вогнать в меня кленовый сироп. Один из них подходит ближе и касается меня своим крылом, громко вскрикиваю и дергаюсь в сторону, переводя на тебя умоляющий взгляд. Прогони птиц... прогони воронов. Ты молчишь и отводишь взгляд, а потом и вовсе выходишь из комнаты в тот самый миг, когда острый клюв ворона клюет меня, пуская внутрь кленовый сироп, который проползая верх по телу, закрывает мои глаза, заставляя провалиться в сон.
-Понимаете, сейчас довольно сложно сказать что-либо конкретное. – это главный ворон, именно его скрипучий голос всегда срывал с моих глаз клейкий сироп, возвращая в твой мир. – Мы же Вас предупреждали, что в его состоянии, пускай и в период ремиссии, возможны приступы и повторяющиеся припадки. Мальчик очень нестабилен, ему необходим постоянный контроль и должный уход. – ты что-то отвечаешь, но я не могу разобрать и слова. Почему я не слышу тебя? Это все из-за птиц и кленового сока? – Я все прекрасно понимаю, однако оставляя его у себя, Вы поступаете крайне эгоистично. Нужно думать прежде всего о том, что нужно ему, а не Вам. – и снова я не слышу твоего ответа. – Я все же настаиваю… - карканье ворона неожиданно обрывается. – Хорошо, мы приедем за ним завтра. – я слышу шелест их крыльев и поспешно закрываю глаза. – Будьте осторожны и не развязывайте его. – дверь печально пропела на прощание, и в квартире воцарилась тишина.
Я держал глаза закрытыми изо всех сил. Мне казалось, что стоит мне их открыть, как вороны налетят на меня и утащат к себе в гнездо. Но когда я все же осмелился и открыл глаза, то увидел как в ночном полумраке, ты разжимаешь пасти простыней и откидываешь этих длинных червей в стороны, что бы затем забраться на кровать и прижать меня к себе, устроив мою голову у себя на груди.
-Дурачок. – твой голос звучит печально, но совсем не зло. Ты не сердишься, тебе тоже страшно. – Что же твориться в твоей голове? – я хочу ответить, что там летают бабочки, а солнце  с луной вальсируют под песню пчел. Я хочу сказать, что у меня в голове растет мармеладное дерево, что мой мир – это сладкая сдоба, покрытая сверху пудрой из грез. Я хочу очень много рассказать тебя, особенно про то, как мой мир плачет вишневым сиропом, но вместо этого я засыпаю, сильнее прижавшись к тебе.
Когда-нибудь мои волосы снова отрастут, а на руках исчезнут следы от клювов воронов. Когда-нибудь я стану старше и смелее. И когда-нибудь я обязательно расскажу тебе о своем мире.

Adrian Letterman
Не против )) рад, что понравилось

Nathan Ren'o
Благодарю, мне приятно слышать подобные слова *улыбнулся*