Взгляд теряется в ярких вывесках, бесконечных огоньках. Колющий черный. Нежный зеленый. Стреляющий солнечными бликами и лампочками в отелях желтый, стекающий психоделическими подтеками в затуманенных городских картинках. Ослепительный свет в неверных осколках радужных пятен– разбитые диски, цветные пластинки, на которые Боги нарезали и скидывали смиксованные сэмплы испокон веков. Кокаиновый дурман. Жаль отец не видит сейчас, как Вильгельм прожигает жизнь. Наверняка, на родине большинство людей из высшего общества сейчас  цедят сквозь зубы с холодной усмешкой что-то изысканно-умное. Им хочется затрагивать философские глубины, метафизику и всяческие аспекты социального бытия.
Ветер говорит шепотом о самом сокровенном, зовет куда-то. Где-то в схемах кровеносной и нервной систем координаты пути. Только бы не перепутать Запад с Востоком. Одинокие, замерзающие на улице фонари, освещают светом. Как прожектор полицейского. Пугающие фигурки над яслями, где некто приносит жертву Богам, навсегда усыпляя красавицу. Святая улица – храм под открытым небом. А чуть далее за поворотом – клуб. В помещении невыносимо грохочет музыка, заглушая сердцебиение, вокруг, вроде психоза, танец толпы. Танцевальными па, они говорят тем, кто владеет кодом, о нестерпимой боли и обрекаемой на гибель красоте. Проговаривая текст в полуобороте телом,  отбрасывая на покрытые граффити стены тени. Черное-белое. Вращение, рывок, вдох, выдох, замирание, откинув голову. Аристократ осторожно обходит каждого, продвигаясь в сторону барной стойки.
«Relax, baby, relax, красивая, расслабляйся, девочка накокаиненная, закрывай глаза, засыпай немедленно на заре предвечным безо всяческих сновидений сном, так надо, так велено: Requiem aeternam dona, Domine.»
Припоминая одну строчку из какой-то книги, выискивая особу на ночь. Не судьба. То ли девушки не по вкусу присутствующие, а те, что более-менее ничего - при бойфрендах.
Стандартный и привычный заказ. Немец пьет черный кофе из белой чашечки, раскладывая сахар на блюдце вроде бы, произвольным образом, но, отсвечивая в воздухе, ассимметричными бликами. Искаженное восприятие. Дробь пальцев по барной стойке, когда неслышно в шуме: удар, молчание, два удара. графика бросаемых фигуркой танцующей теней ложится ломанными на погруженную в неоновое море танцплощадку, два грамма порошка, кусочки сахара тают в кофе выплескивается из чашки.

Размытая реальность приглашает в свой мир и отталкивает, сбивает ритм музыки, ослепляют огни, сменяясь в тональности, погружает туда: в темноту потерянности. Хватаясь в последний миг за свет, за реальность, слизывая с кончиков пальцев белые дорожки наркотика. Кажется, бармен что-то спросил, и что-то не уснувшее в аристократе, способно отвечать, как компьютерная программа по заученным алгоритмам. Связное, сухое, понятное.
Отсутствие интереса к окружающим на всю ту же гребанную минуту. Самоуглубленная попытка укусить реальность за живое: достать суку. И в эти минуты, часы, дни, недели он словно падает с вышки в воду и неторопливо проплывает сквозь толщу времени. Медленно-медленно закрывает и открывает глаза. Руки блуждают по столу и безвольно падают вдоль тела, больно, наверное, ударяясь, обо что-то.
Вильгельм пытается встряхнуться, волосы вспыхивают остаточным мерцающим огнем в воздухе и падают, паутинка за паутинкой на плечи. Почти кожей ощущается чей-то взгляд, нелепое предчувствие мании преследования. Вылавливать взглядом людей, примечая рядом, возле барной стойки парня. Такое жестокое напряжение, ледяное внимание, от которого не по себе и хочется спрятаться.
«Твоя настоящая улыбка …с клыками острее иглы….Слишком хорош собой и опасен, как гремучая змея»
Ассоциация, мимолетный импульс и талика заинтересованности. Такой шедевр не может быть живым существом. Античная скульптура. Желание дотянуть, провести кончиками пальцев от линии виска, плавно огибая скулу. Проверить действительность. И прежде, чем он сам осознает, подается навстречу, ведомый неизведанным порывом. Под подушечками пальцев растекается тепло. Резко отдергивает руку, словно обжигаясь.
В глазах мутная поволока кайфа, губы кривит усмешка. Взгляд – это лишь игра, вызов на столкновении. Искра жестокости, садизма. Хочется кого-нибудь убить. Деструктивное начало? Сексуальный подтекст умирания прекрасного? Эротизм эстетизма?
Вкрадчивый жест, медленно, действие подвисает, нерешительность. Подтягивая белую чашечку, в невинной, наигранной манере опрокинул на незнакомца, пачкая брюки, благо остывшим кофе. Создавая повод для знакомства...
- Я не хотел..
Придумывать для себя новые беды, точно зная, однажды жизнь оборвется на пике сокрушающей боли или на пике удовольствия под дозой. Следует ли за преступлением экстаз?  Вильгельм не знает, что делать с мощью собственного либидо, пока в нем не проснулся азарт переступившего мораль и совесть. Азарт игрока, возбужденного победой, пусть даже тайной. Азарт хищника, желающего  взглянуть жертве в глаза перед тем, как растерзать ее, мурлыча от удовольствия, захлебываясь в крови.
Выхватить салфетку, добросовестно стирая впитавшийся в ткань кофе, не волнуясь, как выглядит со стороны. Это уже проблемы окружающих. Не интересующие сознание, не затрагивающие и мысль об этом.