Это не тоска - это божий сплин;
Это запах лезвий – чистый ванилин. – ц

Звери по осени одевают теплые шкуры. Люди – тоже, хотя и нарушают тем самым негласные законы. Но ему вес равно, знаете ли. На людей, на зверей, на законы. Он уже давно не часть этого мира. И проще раствориться, закрыть глаза, стать всем, и позволить всему быть им. И тогда в янтарных глазах застынет абсолютный ноль, он будет счастлив, он, наконец, обретет тот долгожданный покой.
Вечной жизни хотят не все, кому нужна эта каторга, даже если в равных долях в ней смешан коктейль постоянных эмоций, ощущений, адреналина и охеренного секса по вечерам. В юности гнавшийся за бессмертием Стево, ныне же пребывал в печальном состоянии.  И я не могу точно сказать, что ныне заставило его плестись по промозглой сырой улице,хотя вариантов было много, начиная от вчерашней дурной выпивки(что, с  его счетами в  банке было весьма глупым предположением) и заканчивая внезапно открывшейся истинной, до боли его разочаровавшей.
Но это вес слова. Которыми уже тошнит. В песнях, в пустых диалогах. Единственное, что ныне вертелось на языке его, украшенном парой металлических шариков . Ох уж эти уступки моде, образ сверхновой суперзвезды, дикая смесь гранджа и готики, красного, белого и черного, как на фашистких флагах, приправленная дикой, истинно звериной энергетикой, и…о, родной, заткнись, не сбивай дорогих читателей, если хоть кто-нибудь это будет читать. Впрочем, запретное всегда манит. Это как пошлая надпись алой помадой на двери общественного туалета «Не входить, вип-зона». И плевать, что никогда в жизни за обшарпанной дверью не обнаружится ничего, кроме разбитого унитаза, а старая горбатая уборщица будет отчаянно материть малолетнюю проститутку, оставившую столь яркий публичный автограф. Но это уже не его дело.
Его дело темной высокой тенью в полумраке вечерних улиц двигаться, не заглядывая особо в  манящие витрины. Впрочем, в каком-то переулке – свернуть легко, нырнуть в какой-то подвал, предъявить свою вечную карт-бланш охраннику, и мягко влиться в душное помещение какого-то молодежного клуба.
Признаться честно, устав в свое время от великосветских тусовок, он часто отшивался в подобных клубах, и плевать, если взгляды слишком сильно накрашенных черным полудетских глаз заносили его в список почти древних ископаемых. Вполне возможно, что сам по себе он имел какую-то слабовыраженную склонность к педофилии, ибо совсем юные юноши и девушки привлекали много больше. Михаю невероятно нравилось за ними наблюдать. В темных одеждах, кожаных ошейниках, с невероятными прическами и макияжем, они так яростно отрицали все на свете, что даже сам Стево на секунду начинал верить в то, что через пару десятков лет они не станут простой серой массой офисного планктона и ожиревших домохозяек, а устроят революцию, очередной переворот, и он с удовольствием сможет пить портвейн, закутавшись в транспарант с лозунгом «Даешь анархию!»
В общем, мечты-мечтами,  а сам оборотень неспешно плыл к барной стойке, ухитряясь при этом оставлять случайные прикосновения на губах встречных детишек, пачкаясь пудрой и губной помадой. Что, впрочем, заметно подняло настроение, и вино он заказывал с широкой улыбкой, демонстрируя крепкие клыки, на которые с завистью кто-то заглядывался. Думая, что Михай не чувствует чужих взглядом.

Отредактировано Mihai Stevo (2011-01-31 20:47:02)